-акция
«И вселенная вновь встретит их новый восход» [драконы]
-имя персонажа
Эзастра | Ezastra
-связь
-требование
Мы были другими, и мир был иным.
У самых истоков нашей любви
Ты свято проникнут был делом благим,
А я шла с тобою на веры огни…
Мир медленно катился в пропасть безумия, воспаленный подобно гнойной язве на теле мироздания. Зараженный, пылающий в агонии Хаоса он погибал и на смертном одре восхвалял то, что привело его к вратам этой бездны.
Кострища некогда величественных городов исходили чадным дымом, настолько плотным и тяжелым, что его пелена не могла развеяться ни под шквалом изменчивых ветров, ни волей скоротечного времени. Не пели больше птицы, не реяли чайки над волнами бурлящего океана, неслышно было шума трав на шрамах выжженной земли. И ныне под самым куполом пыли и пепла, загородившим ясное небо носилось лишь оголодавшее воронье.
Надежда меркла с каждым днем, с каждым угасающим оплотом который казался последним. Стоило обернуться назад – за край горизонта тянулась вереница опустошенных городов – немое напоминание былого величия, вперед – взору открывались картины еще более ужасающие и куда более жестокие.
И на самом краю бушующего Ада, на вершине неприступного утеса судьба вновь свела две фигуры, в этот раз - чтоб разлучить их навеки. Как много было сказано не разомкнувшимися ни на миг устами, а сколь о многом смолчало сияние глаз, так чувствовать друг друга, так понимать без слов могли лишь эти двое и способность, обретенную в годы счастливого единства, не утратили с часом прихода смуты.
Правая рука статного крылатого воина крепко сжимала остроконечное копье. Эзастра видела его таким неоднократно с тех пор, как в Энсиниум пришли революции, но никогда доселе не замечала в любимых глазах столько злобы. Столько подобострастного желания сеять смерть и разрушение во имя презираемого прежде врага. Ей всегда казалось, что бояться нечего, что все происходящее не затронет их, - то единственное святое, что у них было. И даже сейчас не теряла слепой веры, что все вернется на круги своя. Не позволяла себе поверить в то, что все кончено.
Далеко внизу, на фоне криков и треска пожарищ раздался сигнал тревоги. Еще один удар. И еще… Вторящий ударам сердца, биению крови в висках. Воин отвернулся, разрывая их зрительную связь. Ничто не могло воспрепятствовать ему – он был в этом уверен, но рука синеглазой девы сомкнулась на его запястье крепче стальных кандалов, а с нею затянулась удавка на шее. Амулеты, сковавшие некогда их сердца воедино, тяжелели с каждым ударом набатного колокола, с каждой новой каплей дождя.
- Остановись. Опомнись! Посмотри вокруг и скажи мне, ради чего мы прошли через все это? Ради чего ты все время боролся, и ради чего борются другие? – Дева потянула его руку на себя, давая понять, что не отпустит, не позволит ему в этот раз уйти.
- Ради чего, Эзастра? – Он перехватил ее запястье и рывком подтянул Буревестницу в свои объятия, склонившись к самому ее уху: - Да хотя бы ради этого.
Девушка шумно заглотнула воздух и отшатнулась настолько, насколько позволило копье, насквозь пронзившее ее плоть. Страх в глазах густо перемешался с болью, губы дрогнули в немой мольбе, но с них не сорвалось ни слова. Теперь она понимала, насколько прежде была слепа, до конца заставляя себя верить, что сила, овладевшая возлюбленным, не могла совладать с любовью, но, быть может любовь была недостаточно крепкой, чтобы противостоять этой силе?
За время, проведенное вместе, она упорно списывала возникшую между ними двумя прохладу на чрезмерную занятость, на неспокойное время, на фальшивые тревоги и даже подумать о том, что они медленно двигались к концу той сказки, что началась столь неожиданно, было для Эзастры невообразимым. Ведь одиночка по природе своей она никогда не чувствовала себя такой нужной, никогда прежде не любила по-настоящему и вряд ли сможет когда-нибудь полюбить так же сильно. Она доверяла, была готова на все, а, в конце концов, осталась пронзенная его же оружием стоять на краю утеса, где все начиналось, слушая ядовитые, холодные как зима речи.
- Видишь ли, милая, все мы идем к этому, и всех нас ждет один конец, вопрос в том, когда он наступит… Тебе не стоило препятствовать мне, но теперь это не имеет значения. До встречи по ту сторону… - Слова застыли у него на языке, а дракониха склонившись, сорвала с шеи свой амулет и бросила его о грубые камни. Сверкнул напоследок кристалл, заключенный в изящную серебряную оправу и разлетелся множеством бесцветных стеклянных осколков. И в тот же миг погас второй, висевший на шее воина.
Он отпустил древко копья, оглушенный настигнувшей его пустотой, а потом, словно опомнившись, бросился к ней и замер, простерев руки. Эзастра одна знала слабое место в его доспехе – тонкую, едва приметную щель между нагрудных пластин. Не колеблясь, она пронзила генеральскую грудь зажатым в ладони метательным клинком. Так оба застыли стоя друг перед другом на коленях в немом молчании до тех пор, пока горячие уста, любимые и ненавистные одновременно, не промолвили тихо и тяжело:
- Прости… меня, - порыв ветра сорвал с них последний вздох и тело, лишенное жизни подобно кукле безвольно склонилось к земле. Однако Эзастра не могла позволить себе такую роскошь как смерть. Ослепленная слезами и болью, она доползла до края уступа и бросилась в объятия морской пены – своего единственного прибежища и дома, своей семьи, своего единственного возлюбленного, брата, друга – беспокойного океана, пусть за долгое время, но способного сточить острые края и загладить боль на душе. Там на дне, закутавшись в кокон крыльев, она забылась многовековым сном до наступления лучших времен.
И там где пылала огнями война,
Зима нас на веки с тобой расковала.
С тобою я свету была придана,
И предана светом твоим оказалась…
